Из-за горизонта показались первые лучи
восходящего солнца. Всё ярче освещали они берег реки Амазонки и стоящее возле
него странное судно под названием «Сан-Пахан». В прошлом это был
военный корабль греческого морского флота, но несколько лет назад его списали, и
с тех пор он служил паромом через Амазонку. Все ненужные теперь военные
причиндалы были аккуратно разобраны бывшим экипажем, а также местными дачниками,
и это придавало парому нелепый вид, но, в принципе, «Сан-Пахан»
выглядел неплохо, если не брать в расчёт того, что броня была прокушена
пираньями в нескольких местах. Это, впрочем, было не так заметно, поскольку
дырки были залеплены герметиком и закрашены не то зелёной половой краской, не то
какой-то отравой от жуков, забытой на пароме одним дачником. Тот, помнится,
как-то приходил и требовал её обратно, причитал, что больше ему такой не купить,
что он старый и больной, что у него давление 640x480, плакал, топал ногами,
кричал, что он ветеран войны США за независимость, но так ничего и не добился,
если не считать того, что пришёл он с сердечной недостаточностью, а ушёл ещё и с
переломом. Он так распалился, рассказывая свою печальную историю, что упал за
борт; и ему ещё повезло: пираньи только побили его, но есть не стали.
Сейчас паром был пуст: он ожидал утренних
пассажиров. Капитан парома по имени Грека, сидя на краю обшарпанной палубы,
подкармливал ненасытных пираний и углублённо изучал политическую карту мира.
Грека был чистокровным греком, хоть и родился в России, а может быть, он был
русским, но эмигрировал когда-то в Грецию. Теперь даже он этого точно не помнил:
после вчерашнего память как отшибло... В другом конце палубы Юнга, племянник
Греки, паял древесно-волоконную сеть. Он тоже не понимал, действительно ли он
грек или только потому, что родственник Греки. И уж совсем не понимали они с
Грекой, как и почему оказались вместе со своим судном на Амазонке и куда делся
остальной экипаж. Был, правда, вчера один их старый знакомый, бывший член
экипажа Христофор Хреноброс, с которым они допивали последнюю водку, но сегодня
утром исчез и он. Всё это было очень странно...
Неожиданно за шиворот Юнге что-то упало.
Может быть, это был непотушенный окурок, а может быть, просто харчок; даже
не это в первую секунду взволновало Юнгу. На него с неимоверной силой вдруг
нахлынуло чувство глубокой жалости к себе, которое он испытал первый раз в
детстве, когда провалился в туалет у дедушки на даче. Он вспомнил, как его долго
не могли вытащить, потом пришёл дедушка и всё-таки достал Юнгу, и все над ним
смеялись, а Юнга плакал и говорил, что он хороший... Юнга поднял голову и
посмотрел на верхнюю палубу, там уже начали собираться пассажиры. Прямо над ним
свешивался какой-то важный господин в галошах и телогрейке с вышитой на ней
надписью «Охрана Рыбнадзора». Кто такой Рыбнадзор, и зачем его нужно
охранять, Юнга не знал, зато сразу же понял, что за шиворот ему упал точно не
окурок, поскольку охранник курил трубку. Что же это было конкретно, Юнга так и
не определил, и, наконец, оставив эту мысль, решил, что пора отчаливать. Он
аккуратно смотал недопаянную сеть, выключил из неё паяльник и отнёс в
гальюн.
Юнга не знал, что эффективнее — поднять
якорь или отдать швартовы — и пошёл искать капитана. Грека сидел на корме
печальный и привязывал к кнехтам пираний.
— Зачем это? — удивился Юнга.
— Так, самооборона, — ответил Грека. — Мне
кажется, у нас сегодня будут неприятности. Прогнил капитанский мостик — плохая
примета.
— Как же он мог прогнить? — ещё больше
удивился Юнга. — Там же куча цветных металлов!
— Да?! — встрепенулся Грека. Но потом он
вспомнил, что осталось от мостика, и только пробормотал: «Эх, дурак я,
дурак...»
— Да не переживайте вы так! Вернёмся в
Грецию — в Греции ещё есть.
Мысль о Греции несколько успокоила капитана,
и он скомандовал:
— Полный, как говорится, вперёд!
И дизельный двигатель мощностью в пятьдесят
лошадиных сил на воде рванул махину-паром от берега, и «Сан-Пахан»
стал стремительно набирать скорость, оставляя на своём пути пятна мазута и
некоторых непристегнувшихся пассажиров...
Судно бесшумно скользило по воде. Вдруг
слева от него послышался тихий плеск. Юнга обернулся и посмотрел в бинокль.
Примерно в трёх футах ярдов от парома он заметил высовывающийся из воды
перископ. Грека подошёл и тоже стал смотреть в ту сторону.
— Ну что, видно что-нибудь? — спросил
он.
— Кажется, за нами следят, — шёпотом ответил
Юнга.
— Дай, я посмотрю, — Грека взял бинокль и
увидел перископ. — Мда-а... Слушай, а может быть, это акула с трубкой плавает?
Здесь водятся акулы? — как бы с надеждой проговорил он.
— Не знаю. А раки здесь водятся?
— Какие ещё раки?! — капитан не любил глупых
вопросов.
— Вот, посмотрите, — Юнга показал вниз.
И тут только Грека увидел, что у самого
борта «Сан-Пахана» плещется какое-то животное, довольно сильно
смахивающее на рака. Но надо было убедиться наверняка! И Грека, засучив рукав,
резко сунул руку в прохладную пучину Амазонки. В тот же миг душераздирающий стон
{80 дБ, 440 Гц, моно} пронзил спокойный воздух речной долины. Юнга прислушался.
Стон раздавался из недр Греки. Юнга опомнился и стал помогать капитану
освободиться из объятий клешни рака. Через несколько мгновений он уже вытащил из
реки Греку вместе с раком. Только теперь стало видно, насколько крепко схватил
руку Греки рак посредством цапа. Вдруг они заметили своего старого знакомого
Христофора Хреноброса, висящего на шее рака.
— Ну что, попались, гады! — заорал
Хреноброс, отпустил рака и свалился в воду.
Грека и Юнга ещё не успели ничего сказать,
как из глубины Амазонки уже всплывала подводная лодка, на которой стоял
Хреноброс и держался за перископ. Он легко преодолел в прыжке те самые три фута
ярдов и оказался на палубе «Сан-Пахана».
— Хреноброс? — удивились Юнга и Грека.
— Молчать! — заорал в ответ Хреноброс. — Вы
всё ещё думаете, что меня зовут Христофор Хреноброс? Ха-ха! Моё настоящее имя —
Нептун Рыбнадзор! Я — подводный лодочник, я — царь моря!
— А чего же вы тогда в реке делаете? — робко
спросил Юнга.
— А правда, чего... — на секунду задумался
Рыбнадзор. — Неважно! Вы перешли нам дорогу!
— Как это? — изумился Грека.
— Ну как — как, — объяснил царь моря, — мы
шли вдоль реки, а вы — поперёк, значит, перешли.
— Логично, — согласился Грека. — Ну и что
теперь?
— Да ничего особенного, — ответил Рыбнадзор.
— Просто на вашем судне находится мой человек с секретным спецзаданием — шмонать
туристов. Я его заберу, и мы уйдём. Ивано-офф! — позвал он.
— Чего?! — раздалось из толпы русских
туристов.
— Повторяю для тех, у кого плохо со слухом.
Иванофф!!! — на этот раз он чётко проорал две последние буквы.
К Рыбнадзору подошёл тот самый господин в
галошах и телогрейке.
— Это Иванофф, мой охранник, — представил
Рыбнадзор. — Ну что, зашмонал кого-нибудь?
Иванофф задумался.
— А он мне за шиворот плюнул! — наябедничал
Юнга.
— Это правда? — спросил Рыбнадзор у
охранника.
— Гы! — ответил тот и улыбнулся: он не
владел никаким языком. Греке показалось, что в этой улыбке что-то есть. Он
присмотрелся. Нет, ничего. Просто улыбка.
— Молодец! — похвалил Рыбнадзор. — Так как
со спецзаданием?
Охранник Рыбнадзора, не переставая
улыбаться, развёл руками.
— А вот это уже свинство! — заорал на своего
охранника царь моря. — Сниму с довольствия!
Иванофф, видимо, захотел исправить это
досадное недоразумение. Иначе становилось непонятным, для чего этот человек в
галошах принялся бегать по палубе взад и вперёд, пиная попадавшихся на пути
пассажиров. Их, вероятно, крайне задело такое отношение к себе, поскольку они,
как потом выразился один присутствовавший на пароме милиционер, не допустили
дальнейших нарушений гражданина Иваноффа, а задержали его. Однако, похоже, что в
охраннике Рыбнадзора всё-таки проснулась совесть: как только его отпустили, он
подбежал к мачте и стал с размаху биться об неё головой, а потом отскочил,
словно вспомнил что-то, и с разбегу прыгнул за борт, предварительно зажав себе
нос и уши. И не всплыл больше — то ли не захотел, то ли привязанные к кнехтам
пираньи сделали своё дело...
Все стояли, словно заколдованные. Никому
даже в голову не пришло, что Иваноффа ещё можно было попробовать спасти. Первым
пробудился Рыбнадзор.
— Что же это такое?.. — сказал он тихо и
почесал в затылке.
Ни Грека, ни Юнга, ни пассажиры ничего не
могли ответить. Только один человек вдруг отделился от толпы и подошёл к
капитану парома. Как потом оказалось, это был гражданин Украины, превосходно
знающий английский язык. Он развернулся ко всей ошарашенной публике и
произнёс:
— Це енд!
И ни одна живая душа не посмела возразить
ему, ибо так оно и было...